What do you think?
Rate this book
Рана
Молодая поэтесса везет прах матери из Волгоградской области в Сибирь, чтобы похоронить его на родине рядом с бабушкой и теткой. Из Волгограда в Москву, из Москвы в Новосибирск и Иркутск на самолетах и затем � четырнадцать часов на автобусе через тайгу в маленький тупиковый город Усть-Илимск. Тщательно документируя ритуал прощания, осложненный бюрократической волокитой, героиня совершает путь к постижению сексуальности, женственности и смерти, а также новому способу описания этого опыта. Оксана Васякина � поэтесса, писательница, эссеистка, лауреатка первой степени премии «Лицей» (2019).
276 pages, Hardcover
First published January 1, 2021
139 people are currently reading
5,684 people want to read
Ratings & Reviews
Friends & Following
Create a free account to discover what your friends think of this book!
Community Reviews
Displaying 1 - 30 of 219 reviews
August 5, 2023
Lesbian poet and activist Oksana Vasyakina’s debut novel is not so much narrative as writing as a form of exorcism. The first in a trilogy drawing directly on her own experiences, Vasyakina’s prize-winning book’s well-known in Russia, it’s inspired feminist performance art and recently fell foul of new laws concerning so-called “gay propaganda� - included on a list of titles earmarked for destruction by Moscow’s network of libraries alongside works by writers like Sarah Waters and Michael Cunningham. It’s an unflinching piece, fragmented and intense, inspired by the death of the author’s mother, who died from breast cancer, a woman forced to be tough by circumstance, supporting herself by working in factories and warehouses.
The narrator here’s a version of Oksana who’s reflecting on her mother’s life, their fraught relationship and the messy aftermath of profound loss; grappling with the absurdities of the bureaucracy of death and dying in contemporary Russia and searching for rituals to help her lay their past to rest. The gulf between Oksana’s life and her mother’s were intensified by her mother’s reliance on a succession of abusive, difficult men, whose demands overshadowed Oksana’s position as her mother’s only child. Her mother’s death acts like a pebble thrown into water, setting off ripples of memory, from remembrance of childhood scenes to Oksana’s growing awareness of her queer identity. Sometimes richly detailed and matter-of-fact mimicking the numbness of grief, sometimes digressive and analytical interspersed with essay-like fragments and snippets of poetry that enable a deeper consideration of the relations between writing and self, mothers and daughters, bringing in discussions of art and theory from Louise Bourgeois to Hélène Cixous.
Oksana's piece is a sometimes disconcerting mix of frank and deliberately distancing: moving from personal revelations and accounts of her struggles with anxiety and depression to musings on the nature of poetry and the ethics of writing . Oksana is an intriguing figure, her fictional self can be relentlessly frank, often presenting herself in ways that make her less than likeable � her possible assault of one former girlfriend; her merciless manipulation of another. There were sections I found deeply compelling and others � the middle sections on poetry for example � that didn’t work for me at all. But it could also form an unusually arresting meditation on place, time and generational trauma. Translated by Elina Alter.
Thanks to Netgalley UK and publisher Maclehose Press for an ARC
The narrator here’s a version of Oksana who’s reflecting on her mother’s life, their fraught relationship and the messy aftermath of profound loss; grappling with the absurdities of the bureaucracy of death and dying in contemporary Russia and searching for rituals to help her lay their past to rest. The gulf between Oksana’s life and her mother’s were intensified by her mother’s reliance on a succession of abusive, difficult men, whose demands overshadowed Oksana’s position as her mother’s only child. Her mother’s death acts like a pebble thrown into water, setting off ripples of memory, from remembrance of childhood scenes to Oksana’s growing awareness of her queer identity. Sometimes richly detailed and matter-of-fact mimicking the numbness of grief, sometimes digressive and analytical interspersed with essay-like fragments and snippets of poetry that enable a deeper consideration of the relations between writing and self, mothers and daughters, bringing in discussions of art and theory from Louise Bourgeois to Hélène Cixous.
Oksana's piece is a sometimes disconcerting mix of frank and deliberately distancing: moving from personal revelations and accounts of her struggles with anxiety and depression to musings on the nature of poetry and the ethics of writing . Oksana is an intriguing figure, her fictional self can be relentlessly frank, often presenting herself in ways that make her less than likeable � her possible assault of one former girlfriend; her merciless manipulation of another. There were sections I found deeply compelling and others � the middle sections on poetry for example � that didn’t work for me at all. But it could also form an unusually arresting meditation on place, time and generational trauma. Translated by Elina Alter.
Thanks to Netgalley UK and publisher Maclehose Press for an ARC
April 22, 2021
Я даже не знаю, стоило ли оценивать эту книгу - это такое мощное препарирование авторкой себя и своих отношений с матерью, что иногда кажется, будто ты подсматриваешь через окно или дверной глазок. Невероятно откровенная и очень хорошо написанная книга.
November 9, 2021
Сначала красиво и тяжело, потом просто невыносимо - от неловкости, что будто подслушала чей-то сеанс психотерапии
April 9, 2021
Невозможно читать без слёз. Но здесь нет и тени манипуляции, просто у Оксаны умерла мать, а моя еще жива, но недавно умер отец. Я плачу по ощущениям, которые описывает она � я чувствовала так же. Она пишет четко, наотмашь, без сантиментов. Но вместе с тем - поэтично, нежно и очень красиво.
Пойду посмотрю Усть-Илимск на гугл-картах. А потом напишу большой текст о «Ране».
Большой текст:
Пойду посмотрю Усть-Илимск на гугл-картах. А потом напишу большой текст о «Ране».
Большой текст:
July 25, 2021
Sincere, extremely, sometimes shockingly frank, and at the same time completely devoid of epatage prose. About the difficult death of a mother, about a childhood not illuminated by the light of love, about the difficult path to accepting yourself and finding your own language, how you will speak to the world. To whom you will be able to tell everything without accusing or offending anyone.
Мир тебя не удержит
Дело во мне. Она не любила именно меня. А я ее обожала до судорог. Но со временем обожание переплавилось в тихую глубокую корневую обиду и боль. Еще и потому, что она хотела и умела любить мужчин, а меня не хотела и не умела.
Искренняя, предельно, порой шокирующе откровенная, и одновременно напрочь лишенная эпатажности проза. О тяжелой смерти матери, о не озаренном светом любви детстве, о трудном пути к принятию себя и нахождению собственного языка, каким будешь говорить с миром. Которым сумеешь рассказать все, никого не обвиняя и не обижая.
Вот только не надо пытаться привести всех к общему знаменателю. Мы разные и детство наше проходило в разных условиях, и отношения с родителями складывались по-разному. Уровень близости с ними, поддержка, внимание, понимание, получаемое от них. Отношения длиной в жизнь складываются из того, за что бываем благодарны и того, чего не можем простить
У кого-то воображаемый список претензий к матери начнется некупленным айфоном последней модели, им и закончится. А кто-то вспомнит, как в пьяной ярости мамин любовник лез в квартиру через балкон, и мама сбегала от него к подруге, почему-то оставив тебя в квартире. Думала, что ребенка не тронет? Он и не трогал, но пережитый тогда страх, одиночество, чувство оставленности в ненадежном кренящемся мире было настоящим, до конца не истаяв ни через год, ни через десять, двадцать лет.
Или этот взгляд. Никогда не на тебя - в твою сторону, но всегда немного поверх твоего плеча. Будто бы там, в противоположность тебе, что-то очень интересное. Или крохотная квартира в провинции, единственное твое нищее наследство после ее смерти, оставленная мужчине, которого она любила. И тебе говорят: ну, это потому, что она знала, что ты сильная, а он без этой поддержке пропадет (да он и с поддержкой, блин, пропадет, а ты и без нее всего добьешься). Однако догадка, что мама отчего-то тебя не любила, отныне перерастет в уверенность.
Героя "Постороннего" Камю признают виновным и приговаривают к смерти потому что он не плакал на похоронах матери. А герой "Сыновей и любовников" Лоуренса травит долго умиравшую от рака мать (сама измучилась и его измучила, главное его), но после рыдает над ее гробом: "Любимая!" - и мир по итогу убежден, что роман ода сыновней преданности. Нет стандарта: мать любит свое дитя, потому что она же мать и смерть ее становится для сына, дочери трагедией.
У кого-то так; другой отпускает с тихой грустью - связи истончились до паутинной тонкости и рвутся без боли; для кого-то горечь окончательной невозможности достичь материнской любви смешивается с пьянящей радостью - я теперь свободна быть собой. "Рана", возникшая в лонге Большой книги 2021 словно бы ниоткуда и неожиданно прошедшая в шорт, книга об этом. В том числе об этом.
Потому что есть еще не декларируемая, но слышная социально-протестная нота. Да иначе и быть не могло, Оксана Васякина редкий в современной российской литературе случай выходца из социальных низов: неполная семья, папа оставил семью, наркоманил, умер от СПИДа, красавица мама работала на непрестижной низкооплачиваемой должности, попивала, помочь дочери не могла, девочка пробивалась самостоятельно.
Хотя этот мотив здесь не основной и звучит словно бы под сурдинку, писательница оставляет за народами право на самоопределение - живите так, как находите нужным жить. У социального мотива "Раны" есть одна обаятельная особенность, книга напрочь лишена как снобской брезгливости, с какой говорит о жизни пролетариев потомственная филологическая элита, так и заносчивого превосходства "выдравшихся" сенчинско-прилепинской прозы. Мы просто так жили, ну и что же? И в этой нашей жизни бывало много счастья, а было бы сплошь счастье, если бы в ней была любовь.
Третья, куда более значимая громкая и отчетливая составляющая книги связана с гомосексуальностью героини. И это по-настоящему смело в стране, где закон о пропаганде не отменен, поправьте, если ошибаюсь. Потому что решиться на каминг-аут в этих условиях требует немалого мужества.
Да, я лесбиянка - говорит она, - Да я шла к осознанию своей сексуальности долго и мучительно, мне не у кого было учиться строить отношения. Я много ошибалась и долго довольствовалась тем, что само липло (всегда не лучшие варианты). Но я больше не хочу стыдиться себя. Я лесбиянка не потому что мужчины меня не любят, а потому что я люблю женщин.
За это я, безусловная гетеросексуалка, склоняюсь перед Оксаной Васякиной в глубоком реверансе. Знаете, тут еще одно наблюдение, которым не могу не поделиться. Не знаю, замечали ли вы, но главный тренд современной культуры традиционных отношений асексуальность. Секс, похоже, продолжают эксплуатировать лишь рекламщики, из жизни, кино, литературы он словно бы вымылся. Перетек в сферу гомоэротики. Вот там накал, страсти, немыслимое взаимное притяжение и ощутимая телесность.
Резюмируя: взлет книги Оксаны Васякиной в немалой степени обусловлен укреплением феминистской повестки и потребностью учредителей главной российской книжной премии показать читающему миру, что все у нас как у больших, но в выигрыше читатель, которому "Рана" подарила место зализывания ран.
Мир тебя не удержит
Дело во мне. Она не любила именно меня. А я ее обожала до судорог. Но со временем обожание переплавилось в тихую глубокую корневую обиду и боль. Еще и потому, что она хотела и умела любить мужчин, а меня не хотела и не умела.
Искренняя, предельно, порой шокирующе откровенная, и одновременно напрочь лишенная эпатажности проза. О тяжелой смерти матери, о не озаренном светом любви детстве, о трудном пути к принятию себя и нахождению собственного языка, каким будешь говорить с миром. Которым сумеешь рассказать все, никого не обвиняя и не обижая.
Вот только не надо пытаться привести всех к общему знаменателю. Мы разные и детство наше проходило в разных условиях, и отношения с родителями складывались по-разному. Уровень близости с ними, поддержка, внимание, понимание, получаемое от них. Отношения длиной в жизнь складываются из того, за что бываем благодарны и того, чего не можем простить
У кого-то воображаемый список претензий к матери начнется некупленным айфоном последней модели, им и закончится. А кто-то вспомнит, как в пьяной ярости мамин любовник лез в квартиру через балкон, и мама сбегала от него к подруге, почему-то оставив тебя в квартире. Думала, что ребенка не тронет? Он и не трогал, но пережитый тогда страх, одиночество, чувство оставленности в ненадежном кренящемся мире было настоящим, до конца не истаяв ни через год, ни через десять, двадцать лет.
Или этот взгляд. Никогда не на тебя - в твою сторону, но всегда немного поверх твоего плеча. Будто бы там, в противоположность тебе, что-то очень интересное. Или крохотная квартира в провинции, единственное твое нищее наследство после ее смерти, оставленная мужчине, которого она любила. И тебе говорят: ну, это потому, что она знала, что ты сильная, а он без этой поддержке пропадет (да он и с поддержкой, блин, пропадет, а ты и без нее всего добьешься). Однако догадка, что мама отчего-то тебя не любила, отныне перерастет в уверенность.
Героя "Постороннего" Камю признают виновным и приговаривают к смерти потому что он не плакал на похоронах матери. А герой "Сыновей и любовников" Лоуренса травит долго умиравшую от рака мать (сама измучилась и его измучила, главное его), но после рыдает над ее гробом: "Любимая!" - и мир по итогу убежден, что роман ода сыновней преданности. Нет стандарта: мать любит свое дитя, потому что она же мать и смерть ее становится для сына, дочери трагедией.
У кого-то так; другой отпускает с тихой грустью - связи истончились до паутинной тонкости и рвутся без боли; для кого-то горечь окончательной невозможности достичь материнской любви смешивается с пьянящей радостью - я теперь свободна быть собой. "Рана", возникшая в лонге Большой книги 2021 словно бы ниоткуда и неожиданно прошедшая в шорт, книга об этом. В том числе об этом.
Потому что есть еще не декларируемая, но слышная социально-протестная нота. Да иначе и быть не могло, Оксана Васякина редкий в современной российской литературе случай выходца из социальных низов: неполная семья, папа оставил семью, наркоманил, умер от СПИДа, красавица мама работала на непрестижной низкооплачиваемой должности, попивала, помочь дочери не могла, девочка пробивалась самостоятельно.
Хотя этот мотив здесь не основной и звучит словно бы под сурдинку, писательница оставляет за народами право на самоопределение - живите так, как находите нужным жить. У социального мотива "Раны" есть одна обаятельная особенность, книга напрочь лишена как снобской брезгливости, с какой говорит о жизни пролетариев потомственная филологическая элита, так и заносчивого превосходства "выдравшихся" сенчинско-прилепинской прозы. Мы просто так жили, ну и что же? И в этой нашей жизни бывало много счастья, а было бы сплошь счастье, если бы в ней была любовь.
Третья, куда более значимая громкая и отчетливая составляющая книги связана с гомосексуальностью героини. И это по-настоящему смело в стране, где закон о пропаганде не отменен, поправьте, если ошибаюсь. Потому что решиться на каминг-аут в этих условиях требует немалого мужества.
Да, я лесбиянка - говорит она, - Да я шла к осознанию своей сексуальности долго и мучительно, мне не у кого было учиться строить отношения. Я много ошибалась и долго довольствовалась тем, что само липло (всегда не лучшие варианты). Но я больше не хочу стыдиться себя. Я лесбиянка не потому что мужчины меня не любят, а потому что я люблю женщин.
За это я, безусловная гетеросексуалка, склоняюсь перед Оксаной Васякиной в глубоком реверансе. Знаете, тут еще одно наблюдение, которым не могу не поделиться. Не знаю, замечали ли вы, но главный тренд современной культуры традиционных отношений асексуальность. Секс, похоже, продолжают эксплуатировать лишь рекламщики, из жизни, кино, литературы он словно бы вымылся. Перетек в сферу гомоэротики. Вот там накал, страсти, немыслимое взаимное притяжение и ощутимая телесность.
Резюмируя: взлет книги Оксаны Васякиной в немалой степени обусловлен укреплением феминистской повестки и потребностью учредителей главной российской книжной премии показать читающему миру, что все у нас как у больших, но в выигрыше читатель, которому "Рана" подарила место зализывания ран.
Read
March 21, 2023My thoughts on ’Wound� are quite complex and have taken me a lot of reflection to conclude. For the most part I think it’s a phenomenal book, a tender work of art that paints a portrait of the intimate messiness of grief, queerness and oppression.
It’s important to note that Vasyakina is Russian (is still based in Russia as far as I can tell?) and so writing this book is a genuinely brave and dangerous thing to do, especially given how autobiographical and honest it is. It’s that honesty however that gives me pause to think.
Early in the book, there’s a page in which Oksana (for the character and writer share a name) talks about consent, and a night that saw her accused of rape. It’s safe to say that this made me uncomfortable, far more than if ‘Wound� was simply a work of fiction with a flawed protagonist. I was hoping that, due to the nonlinear nature of the writing, that this was a moment which would be revisited and some sort of resolution reached. But of course life isn’t neat like that, so it’s never mentioned again. I’m left agreeing, unfortunately, that what was described is sexual assault, and from the writing it doesn’t appear that Oksana fully understood what she did wrong. Knowing that ‘Wound� is autobiographical fiction, this isn’t a page I feel I can overlook. It’s for this reason that I’ve not been able to give the book a rating, for objectively it’s a fantastic work and deserving of five stars, but I just can’t bring myself to give it a positive rating.
It’s important to note that Vasyakina is Russian (is still based in Russia as far as I can tell?) and so writing this book is a genuinely brave and dangerous thing to do, especially given how autobiographical and honest it is. It’s that honesty however that gives me pause to think.
Early in the book, there’s a page in which Oksana (for the character and writer share a name) talks about consent, and a night that saw her accused of rape. It’s safe to say that this made me uncomfortable, far more than if ‘Wound� was simply a work of fiction with a flawed protagonist. I was hoping that, due to the nonlinear nature of the writing, that this was a moment which would be revisited and some sort of resolution reached. But of course life isn’t neat like that, so it’s never mentioned again. I’m left agreeing, unfortunately, that what was described is sexual assault, and from the writing it doesn’t appear that Oksana fully understood what she did wrong. Knowing that ‘Wound� is autobiographical fiction, this isn’t a page I feel I can overlook. It’s for this reason that I’ve not been able to give the book a rating, for objectively it’s a fantastic work and deserving of five stars, but I just can’t bring myself to give it a positive rating.
April 6, 2024
A stunning reflection on grief and identity. Linking cultural, historical, and personal aspects into a gorgeous family saga of trauma, desire, and literary expression. Moving, visceral, and unforgettable, Wound pulses with all the love and loss that a heart can stand to bear; it calls out to the mothers that loved us in the only ways they knew how; it meditates on the lessons that we had to learn the hard way, the people we had to lose in order to move forward. An effecting, haunting autobiographical journey that inspires art as well as one’s own unburied memories, it is an invitation to write, remember, to forgive our mothers as well as ourselves.
April 5, 2021
это, конечно, главная книга за последний, наверно, год. всё лесбийское, про желание и его проживание меня кольнуло в сердечко. про смерть и маму не так кольнуло, может потому что я еще не переживала смерть близкого и потому что с мамой у меня другие отношения. но главное, что мне дала эта книга, � импульс писать. и за это оксане спасибо
June 12, 2023
Oksana Vasjakinan Haava on läpeensä surullinen kirja. Se on äidin ikävää täynnä. Se etsii kieltä, jolla äidistä ja surusta voisi kirjoittaa ja samalla se tulee kirjoittaneeksi elämästä.
Haava on Venäjällä kielletty kirja, koska kirjailija on lesbo ja kirjoittaa kirjassaan jonkin verran myös naissuhteistaan. Erityisen venäläistä siinä on eksoottinen Siperia, joka sitoo lukijan omaan karuun todellisuuteensa.
Kertojana Vasjakina kirjoittaa omaa kieltään, johon runous, esseet, päiväkirja ja muistelma tuovat rehellisyyden ja todellisuuden tunnun. Venäläinen arki näyttäytyy absurdeina, votkanhöyryisinä väläyksinä, mutta pääosan saa kuitenkin suru. Se on universaalia ja syvää, ja Vasjakina käy rohkeasti sitä kohti.
Haava on Venäjällä kielletty kirja, koska kirjailija on lesbo ja kirjoittaa kirjassaan jonkin verran myös naissuhteistaan. Erityisen venäläistä siinä on eksoottinen Siperia, joka sitoo lukijan omaan karuun todellisuuteensa.
Kertojana Vasjakina kirjoittaa omaa kieltään, johon runous, esseet, päiväkirja ja muistelma tuovat rehellisyyden ja todellisuuden tunnun. Venäläinen arki näyttäytyy absurdeina, votkanhöyryisinä väläyksinä, mutta pääosan saa kuitenkin suru. Se on universaalia ja syvää, ja Vasjakina käy rohkeasti sitä kohti.
Read
June 8, 2023Tässä teoksessa on jotain muodotonta, jollaista ei julkaistuissa kirjoissa yleensä näe; tekijä on antanut kirjan karata käsistään ja palaa vielä karkaamispaikalle analysoimaan, miten kaikki meni. Haava on hyvin esseemäinen teos, vaikka romaanimainen juonikin siitä löytyy.
Kirja on äiti-tytärsuhteen ruumiinavaus, ja tällä kertaa kielikuva on harvinaisen konkreettinen. Se on traumakirja monella tapaa: äidin kylmä suhtautuminen, äidin kuolema syöpään, tyttären eläminen lesbona Venäjällä, köyhyys ja elämän ankaruus. Silti on myös yhteisöllisyyttä, joka on valmis ilmaantumaan esiin ilossa ja surussa. Riittinä toimii vodkan juominen, ja jos sitä ei löydy, haetaan vaikka laimennettua spriitä.
Naiskirjoituksen teoriaa ja käytäntöä sovelletaan, lajit yhdistyvät: fiktio, essee, runous. Kaiken lävistää matka uurnan kanssa, ja tulee esteitä, väittelyitä lentokenttävirkailijoiden kanssa. Mitkä ovatkaan säännöt?
Tämä kirja halutaan Venäjällä tuhota. Kirjastoammattilaisten määrättiin poistavan nämä kaikki silputtavaksi � toivottavasti heidän joukossaan on monia jotka eivät tottele.
”Haluan ajatella, että muistiinpanot samoin kuin erilaiset huomiot ja merkinnät ovat parhaiten menestyneitä naiskirjoituksen lajeja. Huomio herpaantuu, mutta huomio on tarkkaavainen –�
”Itse asiassa minulle äidistäni tuli yksinomaan minun vasta hänen kuolemansa jälkeen. Minulle annettiin täysi oikeus hävittää hänen ruumiinsa ja puhua hänen puolestaan jopa tässä tekstissä. Rakentaa hänen puheensa haluamallani tavalla.�
”Kirjoituskohtausten jälkeen jään alastomana aron leveälle tielle. Minua pelottaa näyttää muille töitäni, se tuntuu samalta kuin minua pyydettäisiin julkisesti paljastamaan sukuelimeni tai esiintymään asiantuntijana asiassa, josta en tiedä mitään, tai puhumaan raiskauskokemuksesta tuntemattomille, minuun vihamielisesti suhtautuville ihmisille.�
Kirja on äiti-tytärsuhteen ruumiinavaus, ja tällä kertaa kielikuva on harvinaisen konkreettinen. Se on traumakirja monella tapaa: äidin kylmä suhtautuminen, äidin kuolema syöpään, tyttären eläminen lesbona Venäjällä, köyhyys ja elämän ankaruus. Silti on myös yhteisöllisyyttä, joka on valmis ilmaantumaan esiin ilossa ja surussa. Riittinä toimii vodkan juominen, ja jos sitä ei löydy, haetaan vaikka laimennettua spriitä.
Naiskirjoituksen teoriaa ja käytäntöä sovelletaan, lajit yhdistyvät: fiktio, essee, runous. Kaiken lävistää matka uurnan kanssa, ja tulee esteitä, väittelyitä lentokenttävirkailijoiden kanssa. Mitkä ovatkaan säännöt?
Tämä kirja halutaan Venäjällä tuhota. Kirjastoammattilaisten määrättiin poistavan nämä kaikki silputtavaksi � toivottavasti heidän joukossaan on monia jotka eivät tottele.
”Haluan ajatella, että muistiinpanot samoin kuin erilaiset huomiot ja merkinnät ovat parhaiten menestyneitä naiskirjoituksen lajeja. Huomio herpaantuu, mutta huomio on tarkkaavainen –�
”Itse asiassa minulle äidistäni tuli yksinomaan minun vasta hänen kuolemansa jälkeen. Minulle annettiin täysi oikeus hävittää hänen ruumiinsa ja puhua hänen puolestaan jopa tässä tekstissä. Rakentaa hänen puheensa haluamallani tavalla.�
”Kirjoituskohtausten jälkeen jään alastomana aron leveälle tielle. Minua pelottaa näyttää muille töitäni, se tuntuu samalta kuin minua pyydettäisiin julkisesti paljastamaan sukuelimeni tai esiintymään asiantuntijana asiassa, josta en tiedä mitään, tai puhumaan raiskauskokemuksesta tuntemattomille, minuun vihamielisesti suhtautuville ihmisille.�
April 26, 2021
За последнее время вышло несколько книг, до определённой степени схожих: их написали молодые женщины, по большей части поэтессы (но не только), они о травме и о памяти, они зачастую документальны, но тем не менее всегда художественны и литературны. Мещанинова, Горбунова, Барскова, Степанова, теперь вот Васякина.
И, к сожалению, книга Васякиной в этом ряду, как бы это сказать, не самая выдающаяся. У неё нет ни яростного надрыва Мещаниновой, ни стилистических изысков Барсковой, ни хтони Горбуновой, ни масштаба и глубины Степановой. Сама же Васякина пишет, что эта книга (в центре сюжета которой смерть матери, её кремация и путешествие с прахом из Волжского через Москву в Усть-Илимск) - скорее терапевтическая попытка осмыслить свою жизнь, свои отношения с прошлым, с собственной телесностью и гомосексуальностью. Пожалуй, это получилось очень хорошо, но - не тронуло. А ведь именно этого и ждёшь от книг подобного жанра.
И, к сожалению, книга Васякиной в этом ряду, как бы это сказать, не самая выдающаяся. У неё нет ни яростного надрыва Мещаниновой, ни стилистических изысков Барсковой, ни хтони Горбуновой, ни масштаба и глубины Степановой. Сама же Васякина пишет, что эта книга (в центре сюжета которой смерть матери, её кремация и путешествие с прахом из Волжского через Москву в Усть-Илимск) - скорее терапевтическая попытка осмыслить свою жизнь, свои отношения с прошлым, с собственной телесностью и гомосексуальностью. Пожалуй, это получилось очень хорошо, но - не тронуло. А ведь именно этого и ждёшь от книг подобного жанра.
April 25, 2021
Есть затасканная по пабликам вроде «Цитаты великих» фраза, приписываемая то Микеланджело Буонарроти, то Огюсту Родену, то Родену, опять же, но якобы сославшемуся на Микеланджело в каком-то интервью, что все шедевры уже существуют, только заточены в мраморе и задача художника сводится к тому, чтобы освободить их.
Автофикшн-роман Оксаны Васякиной «Рана» вызывает ту же ассоциацию � высеченное из многотонного куска словесной руды творение, work in progress, причем как для автора, так и для читателя, яростный ярый текст, переложение гортанных немузыкальных звуков в поэтичный певучий протяжный, но абсолютно трезвый и лишенный даже нотки истерики или намека на манипуляцию разговор о самом важном, о том, для чего до того будто не придумали слов, о любви.
Автофикшн-роман Оксаны Васякиной «Рана» вызывает ту же ассоциацию � высеченное из многотонного куска словесной руды творение, work in progress, причем как для автора, так и для читателя, яростный ярый текст, переложение гортанных немузыкальных звуков в поэтичный певучий протяжный, но абсолютно трезвый и лишенный даже нотки истерики или намека на манипуляцию разговор о самом важном, о том, для чего до того будто не придумали слов, о любви.
September 26, 2021
важнейшая для русского языка книга огромной силы. что еще сказать.
January 3, 2025
From a publisher’s point of view, I suppose any reason to promote a novel is a good one. In the case of Wound by poet and activist Oksana Vasyakina (1989), there was much ado about its alleged reception in her native Russia, where a law against LGBT+ propaganda is in force. Since the author explicitly mentions her homosexuality, the novel could potentially trigger a sanction. That being said, Wound is not an activist novel. Instead, Vasyakina writes about loss and identity after the death of her mother. Her style is contemplative, at times poetic, and full of oestrogen � men play only minor roles.
Wound is predominantly a stream of thoughts exploring the relationship between mother and daughter. While her journey suggests a close bond, the narrator reveals a certain ‘coolness� between them. Nevertheless, her mother’s breast cancer and death affect her and prompt her to reflect on what it means to be a woman.
One thing that struck me is that Wound, unlike many other Russian novels, is set only partially in European Russia. As the narrator travels back and forth from Moscow with her mother’s urn, her thoughts trace their history in Ust-Ilimsk, on the border of the Angara River north of Mongolia, and Volzhsky, on the border of the Volga west of Kazakhstan.
I read this novel with pleasure and learned about Siberia, butches, dykes, and femmes. By adding details and progressing her story at a measured pace, the author makes the suffocating environment of her past feel tangible. This is something I’ve previously encountered in Serhiy Zhadan’s . Apparently, Vasyakina has also written books about her aunt and father, perhaps making her the Russian Édouard Louis. On the downside, I generally dislike it when authors write about writing, and the sentence �she was dying� may have been repeated a few times too often.
Wound is predominantly a stream of thoughts exploring the relationship between mother and daughter. While her journey suggests a close bond, the narrator reveals a certain ‘coolness� between them. Nevertheless, her mother’s breast cancer and death affect her and prompt her to reflect on what it means to be a woman.
One thing that struck me is that Wound, unlike many other Russian novels, is set only partially in European Russia. As the narrator travels back and forth from Moscow with her mother’s urn, her thoughts trace their history in Ust-Ilimsk, on the border of the Angara River north of Mongolia, and Volzhsky, on the border of the Volga west of Kazakhstan.
I read this novel with pleasure and learned about Siberia, butches, dykes, and femmes. By adding details and progressing her story at a measured pace, the author makes the suffocating environment of her past feel tangible. This is something I’ve previously encountered in Serhiy Zhadan’s . Apparently, Vasyakina has also written books about her aunt and father, perhaps making her the Russian Édouard Louis. On the downside, I generally dislike it when authors write about writing, and the sentence �she was dying� may have been repeated a few times too often.
I stayed for a while longer. I wanted to remember this place. I wanted to remember it the way you want to fit a beautiful landscape inside yourself, even though this place was hideous. But it was important. And like every other place of importance, it would not fit inside me.
March 9, 2025
Knížka o vztahu dcery s matkou, o vyrovnávání se se smrtí matky a jejím umírání, o Rusku, o sexualitě, o pochybách� krásně, citlivě a uvěřitelně. ❤️� chtěla bych být Oksanina kamarádka - a rozhodně bych od ní chtěla tipy na literaturu. Části, kde rozebírá tvorbu jiných spisovatelek a spisovatelů jsou totiž perfektní. Moc mě bavily a fascinovaly úryvky, v nichž popisuje ruské ulice, pohyby místních, přírodu. A malý tradice - jako předávání fotek v igelitkách na pohřbu.
A pak přijde doslov Aleny Machoninový, která prozradí, že kniha sice vyhrála několik cen, ale po roce 2022 se dostala na seznam knih určených k likvidaci kvůli otevřené “netradiční sexualitě�.
“Svět kolem mě se strukturuje tak, jak ho píšu. A já jsem strukturovaná tak, jak samu sebe píšu. Jinou sebe nemám a nemám ani jiné chápání sveta a psaní.�
A pak přijde doslov Aleny Machoninový, která prozradí, že kniha sice vyhrála několik cen, ale po roce 2022 se dostala na seznam knih určených k likvidaci kvůli otevřené “netradiční sexualitě�.
“Svět kolem mě se strukturuje tak, jak ho píšu. A já jsem strukturovaná tak, jak samu sebe píšu. Jinou sebe nemám a nemám ani jiné chápání sveta a psaní.�
July 31, 2022
Признаюсь честно � я очень боялся браться за «Рану». С одной стороны, это первая книга, которую я прочитал на русском языке за последние четыре года. С другой, я слышал об этой книге так много от друзей (хотя, в первую очередь, конечно, от подруг), что мне было страшно увидеть в «Ране» что-то вторичное (смесь Эдуарда Луи, Мэгги Нельсон, Крис Краус и Ани Эрно на российском материале) � и разочароваться. Я ошибся во всем. Горе, отношения с матерью, квирность, тело, пост-советское, класс, отчуждение, язык, форма, которые волнуют Васякину � во всем этом такое пронзительное узнавание (даже из позиции цис-мужчины, которому по большей степени совершенно не доступен и не известен опыт, который описан в «Ране»). То, как Васякина проживает смерть матери, горе � и находит в этом себя, сбивает с ног. По какому-то странному совпадению чтение «Раны» срифмовалось у меня с Crying in H Mart � мемуарами Мишель Цаунер, тоже о болезни и смерти матери, совершенно иначе (и более традиционно) скроенной книгой. Не знаю, как теперь можно пи��ать на русском языке, не учитывая то, как работает с формой Васякина.
August 18, 2024
By the time the last 30 pages of this rolled around I was very over the writer’s frequent interludes with poetic analysis and stories of greek mythology. I just wanted the book about her relationship with her mother, which probably only made up about 60% of the book
On instinct and because of how frustrated I was by the end of this, I am giving it 2 stars. But it’s probably more like 3 stars
On instinct and because of how frustrated I was by the end of this, I am giving it 2 stars. But it’s probably more like 3 stars
February 14, 2025
Но мой язык другой, он не сложнее и не проще. На нем можно сказать: мама, я люблю тебя
Мне не понравилвсь книга. Я плохо воспринимаю смешение поэзии с прозой, а все она суть оно и есть, перемежаемое потоком сознания о смерти матери.
История автора о детстве, принятии сексуальности и семейной истории читать интересно, но это скорее декорация к тому, как автор показывает передачу непосредственного опыта через письмо.
Не совру если скажу, что книга слишком сложна для меня, и оставляет тягучее ощущение безнадежности
Мне не понравилвсь книга. Я плохо воспринимаю смешение поэзии с прозой, а все она суть оно и есть, перемежаемое потоком сознания о смерти матери.
История автора о детстве, принятии сексуальности и семейной истории читать интересно, но это скорее декорация к тому, как автор показывает передачу непосредственного опыта через письмо.
Не совру если скажу, что книга слишком сложна для меня, и оставляет тягучее ощущение безнадежности
July 23, 2023
3.5 rounded down.
'Wound' is a beautiful and poignant autobiographical novel - published in Russia in 2021, due to be published in English on 3 August 2023. Oksana Vasyakina has written several collections of poetry - this is her first novel, understood to be largely autobiographical, about her mother and her mother's death. In itself, the book covers a road trip - from Moscow, where Oksana has settled, to where her mother lived and died, and then to Siberia where her mother was from and where she wants to return her ashes.
There's a lot covered in the novel - being queer in Russia, being bipolar in Russia, being a woman in Russia - her mother's life is a long list of boyfriends and husbands, mostly abusive, mostly addicted - her mother herself addicted to alcohol -, and Oksana writes beautifully about her mother's illness (breast cancer, and its impact on her body) and anticipating with anxiety her mother's death: "When a small metastatic tumour was found in Mama's liver after chemo and radiation treatments, I began to wait".
She remembers her mother through everything: the clothes she wore, her sense of economy and thrift, the food she made and loved, her friends, her relationships - carrying around the urn containing her mother's ashes. "When I look at the world, I feel that she is looking at the world through me. I feel her inside me all the time". It is incredibly moving to read and made me feel quite emotional at times.
"I wanted to forget many things - violence, the feeling of alienation, poverty - and I wrote a whole book about them, after which I was condemned for writing it by those who remembered and who knew me. And then I was forgiven". At times, her descriptions of her parents, their lives and how she came to be a writer - as well as her queer identity - reminded me of French writer Edouard Louis, who is about the same age, a few years younger but another millennial, who did not grow up under an oppressive regime but has written about similar experiences of growing up in poverty, where addiction and homophobia are the norm, and forging a new life in writing and becoming what philosopher Chantal Jaquet has called a "class defector".
The novel is not particularly linear - there are many flashbacks to when the author was a child, many characters who appear suddenly and briefly (toward the end, a sister appears, never mentioned when the author remembers her childhood), but also commentaries about different authors and myths, and poetry - Oksana's, about her mother mostly. These passages were weaker for me, I preferred reading the author about her childhood and her complicated relationship with her mother, and I found the inclusion of literary criticism, or thoughts about writing felt forced, as if Oksana Vasyakina was trying to justify her writing and to gain credibility by crediting other thinkers. Finally, and it has been mentioned before by other reviewers, there is a passage at the beginning where, after going through the list of her ex-girlfriends, she mentions one who has accused her of rape. Although Oksana Vasyakina does not reflect much on the event, the alleged victim seems sure a rape has taken place and I found it disturbing that there isn't more said about it - several times, the author even seems to think that in the past things were perceived differently: "No-one had even heard of the culture of consent, which of course doesn't absolve me of any responsibility" - it does not indeed but the author never brings up the incident again and the woman who accused her is quickly dismissed, a relationship that the author was not invested in anyway. She makes that comment about things being different back then several times, another time when she recalls a colleague of hers she later became involved in; or toxic relationships she had - "Today we'd call this a co-dependent relationship" - as if rape and abuse not being widely discussed several years ago justifies it happening and the author being oblivious to the seriousness of what she is writing in 2021.
Overall I enjoyed reading it - the passages on her mother were poignant and touching, her descriptions of life in Russia really interesting, but there was some "clutter" with the poetry clumsily inserted and the literary comments coming in the middle, and although I can get on board with an unlikable narrator, it did not feel necessarily intentional. The writing was beautiful though - the translation by Elina Alter reads really well.
Free ARC sent by Netgalley.
'Wound' is a beautiful and poignant autobiographical novel - published in Russia in 2021, due to be published in English on 3 August 2023. Oksana Vasyakina has written several collections of poetry - this is her first novel, understood to be largely autobiographical, about her mother and her mother's death. In itself, the book covers a road trip - from Moscow, where Oksana has settled, to where her mother lived and died, and then to Siberia where her mother was from and where she wants to return her ashes.
There's a lot covered in the novel - being queer in Russia, being bipolar in Russia, being a woman in Russia - her mother's life is a long list of boyfriends and husbands, mostly abusive, mostly addicted - her mother herself addicted to alcohol -, and Oksana writes beautifully about her mother's illness (breast cancer, and its impact on her body) and anticipating with anxiety her mother's death: "When a small metastatic tumour was found in Mama's liver after chemo and radiation treatments, I began to wait".
She remembers her mother through everything: the clothes she wore, her sense of economy and thrift, the food she made and loved, her friends, her relationships - carrying around the urn containing her mother's ashes. "When I look at the world, I feel that she is looking at the world through me. I feel her inside me all the time". It is incredibly moving to read and made me feel quite emotional at times.
"I wanted to forget many things - violence, the feeling of alienation, poverty - and I wrote a whole book about them, after which I was condemned for writing it by those who remembered and who knew me. And then I was forgiven". At times, her descriptions of her parents, their lives and how she came to be a writer - as well as her queer identity - reminded me of French writer Edouard Louis, who is about the same age, a few years younger but another millennial, who did not grow up under an oppressive regime but has written about similar experiences of growing up in poverty, where addiction and homophobia are the norm, and forging a new life in writing and becoming what philosopher Chantal Jaquet has called a "class defector".
The novel is not particularly linear - there are many flashbacks to when the author was a child, many characters who appear suddenly and briefly (toward the end, a sister appears, never mentioned when the author remembers her childhood), but also commentaries about different authors and myths, and poetry - Oksana's, about her mother mostly. These passages were weaker for me, I preferred reading the author about her childhood and her complicated relationship with her mother, and I found the inclusion of literary criticism, or thoughts about writing felt forced, as if Oksana Vasyakina was trying to justify her writing and to gain credibility by crediting other thinkers. Finally, and it has been mentioned before by other reviewers, there is a passage at the beginning where, after going through the list of her ex-girlfriends, she mentions one who has accused her of rape. Although Oksana Vasyakina does not reflect much on the event, the alleged victim seems sure a rape has taken place and I found it disturbing that there isn't more said about it - several times, the author even seems to think that in the past things were perceived differently: "No-one had even heard of the culture of consent, which of course doesn't absolve me of any responsibility" - it does not indeed but the author never brings up the incident again and the woman who accused her is quickly dismissed, a relationship that the author was not invested in anyway. She makes that comment about things being different back then several times, another time when she recalls a colleague of hers she later became involved in; or toxic relationships she had - "Today we'd call this a co-dependent relationship" - as if rape and abuse not being widely discussed several years ago justifies it happening and the author being oblivious to the seriousness of what she is writing in 2021.
Overall I enjoyed reading it - the passages on her mother were poignant and touching, her descriptions of life in Russia really interesting, but there was some "clutter" with the poetry clumsily inserted and the literary comments coming in the middle, and although I can get on board with an unlikable narrator, it did not feel necessarily intentional. The writing was beautiful though - the translation by Elina Alter reads really well.
Free ARC sent by Netgalley.
April 17, 2022
Очень чуткая, очень искренняя, очень поэтичная книга. Я читала, и мне становилось легче и одновременно с этим просыпалась глубинная тоска, получалось такое колебание между разбуженными чувствами и успокоенными. Хотя разбуженных было, конечно больше. Книга называется "рана" - отношения матери и дочери это рана, которая не зарастает. Не знаю, когда она зарастёт у меня. Последние страницы я дочитывала в снегу на платформе электрички при свете фонаря. Конец такой жаркий, такой человечный, не знаю, способна ли я буду когда-нибудь на такую степень искренности.
August 18, 2022
ожидала слишком многого, получила что-то среднее, немного сбившееся к середине и разладившееся к концу (да-да, игра с письмом, структурой, формой, но скорее - просто сломавшийся нарратив); здорово, что есть разговор про лесбийский опыт и женское письмо, но на мой взгляд - сыровато
October 4, 2021
Грустно, красиво, почти вся книга о смерти. Наверное нужно читать в соответствующем настроении, иначе покажется излишне мрачной.
November 15, 2021
Эмоции и снятая кожа, размышления о слове, письме, литературе � вот за что стоит читать эту книгу.
December 30, 2021
уязвимость, смелость и честность! самое точное книжное попадание под конец года, в который я сильнее обычного проживала любовь и боль, смерть и горе.
October 24, 2023
thank you to lily spar for the rec😌
special experience to read something that illuminates your own experiences while expanding & complicating them�. new paradigms for grief, womanhood, motherhood, & queerness just dropped and thank god because mine were getting old
special experience to read something that illuminates your own experiences while expanding & complicating them�. new paradigms for grief, womanhood, motherhood, & queerness just dropped and thank god because mine were getting old
Read
February 21, 2025I think I'll be moving away from star-rated reviews (probably moving away from goodreads too) and this book is a good example as to why. Really enjoyed the musings on memory as fragmented fiction, the thesis on death being a communal experience.
"But what exists beyond the sweet and dreadful ache of writing? Is it nothingness of a Festival of Utopia?"
"But what exists beyond the sweet and dreadful ache of writing? Is it nothingness of a Festival of Utopia?"
September 6, 2021
"Все кругом было серым. И свет был серый, как шерсть, и ветер злой, как голодное животное. Все кругом было как в феврале. Это и был февраль".
"Сват сказал, что западная пропаганда совсем обнаглела. Чем они там у себя на Западе занимаются, спросил он. Напялили блестящие трусы и танцуют, пидорасы, а если война? Что будет, если война? Половое воспитание � это разврат, сказал сват. Ребенок в саду должен уметь держать автомат Калашникова. Он лично научит внука собирать и разбирать автомат, чтобы тот знал, как это делается. Так это и делается, американские бляди только и умеют в три года презервативы в руках держать. А наши русские дети с пеленок автомат знают. Если начнется война, каждый пойдет защищать родину. И стар и млад, все пойдут защищать родину. Ебстись может каждый, тут много ума не надо. А родину любить � вот это труд".
"Мама знала, что на ней проклятие, и не одно. Она знала, что она вся черная с ног до головы. Она была несчастна. Ей было больно и страшно.
Нет, ответила я Вале, никакого проклятия нет. Есть социальное неблагополучие, плохая экология, алкоголь и дурные паттерны поведения. Нет никакого проклятия. Живи спокойно со своим сыном и мужем. А я буду жить спокойно свою жизнь. Потому что мы пока не умерли.
На самом деле мне самой очень страшно. Я чувствую, что и на мне есть это тяжелое темное пятно".
"Я сказала ей, что сделаю все так, как она скажет, чтобы она не волновалась. И она сказала. Сказала, как и в чем ее похоронить. И еще она сказала, что Андрей должен десять лет после ее смерти жить в моей квартире. Я могла скрыть от всех эти ее слова, они не были записаны, но я передала их Андрею и всем остальным. Я исполнила ее устное завещание. Такая дурацкая и одновременно серьезная вещь � двадцатиметровая квартира на окраине провинциального городка предназначалась не мне, но ему в пользование на ближайшие десять лет.
Ей было очевидно, что я, как сорная трава, выживу где угодно. Но ее беспомощный мужчина без ее посмертной заботы не обошелся бы. В этом была вся моя мать. Она выбирала мужчин, но не меня. А я завороженно наблюдала за ее выбором и горько, огненно, зло ревновала. Она была моя, но принадлежала не мне, не принадлежала мне и ее тихая загадочная улыбка. Мне оставался только холодный взгляд, скользящий по пространству, смотрящий сквозь меня".
"Сват сказал, что западная пропаганда совсем обнаглела. Чем они там у себя на Западе занимаются, спросил он. Напялили блестящие трусы и танцуют, пидорасы, а если война? Что будет, если война? Половое воспитание � это разврат, сказал сват. Ребенок в саду должен уметь держать автомат Калашникова. Он лично научит внука собирать и разбирать автомат, чтобы тот знал, как это делается. Так это и делается, американские бляди только и умеют в три года презервативы в руках держать. А наши русские дети с пеленок автомат знают. Если начнется война, каждый пойдет защищать родину. И стар и млад, все пойдут защищать родину. Ебстись может каждый, тут много ума не надо. А родину любить � вот это труд".
"Мама знала, что на ней проклятие, и не одно. Она знала, что она вся черная с ног до головы. Она была несчастна. Ей было больно и страшно.
Нет, ответила я Вале, никакого проклятия нет. Есть социальное неблагополучие, плохая экология, алкоголь и дурные паттерны поведения. Нет никакого проклятия. Живи спокойно со своим сыном и мужем. А я буду жить спокойно свою жизнь. Потому что мы пока не умерли.
На самом деле мне самой очень страшно. Я чувствую, что и на мне есть это тяжелое темное пятно".
"Я сказала ей, что сделаю все так, как она скажет, чтобы она не волновалась. И она сказала. Сказала, как и в чем ее похоронить. И еще она сказала, что Андрей должен десять лет после ее смерти жить в моей квартире. Я могла скрыть от всех эти ее слова, они не были записаны, но я передала их Андрею и всем остальным. Я исполнила ее устное завещание. Такая дурацкая и одновременно серьезная вещь � двадцатиметровая квартира на окраине провинциального городка предназначалась не мне, но ему в пользование на ближайшие десять лет.
Ей было очевидно, что я, как сорная трава, выживу где угодно. Но ее беспомощный мужчина без ее посмертной заботы не обошелся бы. В этом была вся моя мать. Она выбирала мужчин, но не меня. А я завороженно наблюдала за ее выбором и горько, огненно, зло ревновала. Она была моя, но принадлежала не мне, не принадлежала мне и ее тихая загадочная улыбка. Мне оставался только холодный взгляд, скользящий по пространству, смотрящий сквозь меня".
September 9, 2023
I recieved this book in the ŷ Giveaways Section
The cover art was beautiful, and I really resignated with several parts of the novel. However, overall, it was hard for me to stay invested, and everything seemed to jump all over the place. It'd go from present to flashbacks to essays to poems. A lot of the time it felt like ramblings. She does state that everything she writes connects back to her mother, but it was very hard to stay interested and to finish.
The cover art was beautiful, and I really resignated with several parts of the novel. However, overall, it was hard for me to stay invested, and everything seemed to jump all over the place. It'd go from present to flashbacks to essays to poems. A lot of the time it felt like ramblings. She does state that everything she writes connects back to her mother, but it was very hard to stay interested and to finish.
May 10, 2021
Вывернутые наизнанку чувства и переживания невозможно оценить. Это книга-подвиг или книга-манифест, вместе с ее написанием приходит принятие и исцеление. Удивительно как удалось автору передать такие глубокие переживания без банальности и сентиментальностей. Книга мне очень понравилась своей откровенностью и прямотой. Спасибо Оксане за этот разговор по душам. До мурашек.
April 28, 2021
Это было крайне особенно. Мне было тяжело, и одновременно стало легче. Мне хотелось плакать, но я почему-то не плакал. Кажется, еще не время. Я положил эту книгу на какую-то специальную полочку в себе, и буду возвращаться к ней.
Displaying 1 - 30 of 219 reviews
Can't find what you're looking for?
Get help and learn more about the design.