ŷ������

«Нетерпение сердца», имеющий огромное наглядное значение для разграничения и понимания двух видов сострадания (жалости и истинного сострадания), любим многими с ранней юности, ибо читают этот роман обычно в этом возрасте. Но, видимо, в юности все тяжёлое легко забывается, и, несмотря на все могущество психологического разбора Цвейга, в этом мире очень много жалости и совсем немного истинного сострадания.

Доктор Кондор, образец истинного сострадания, доктор по призванию, дает определение этим двум видам сострадания
«�� есть два-рода сострадания. Одно �� малодушное и сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как нетерпение сердца, спешащего поскорее избавиться от тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страданий ближнего. Но есть и другое сострадание �� истинное, которое требует действий, а не сантиментов, оно знает, чего хочет, и полно решимости, страдая и сострадая, сделать все, что в человеческих силах и даже свыше их. Если ты готов идти до конца, до самого горького конца, если запасешься великим терпением, �� лишь тогда ты сумеешь действительно помочь людям. Только тогда, когда принесешь в жертву самого себя, только тогда.»

Почему жалости, малодушного и сентиментального чувства сострадания, так много в разнообразной благотворительности? Потому что, это - огражденное сострадание: вот ты страждущий, а вот я благополучный, навещающий/подающий материальную помощь (милостыню) в любой форме от денег, пищи, крова до услуг, в том числе похорон. Твое несчастье четко ограничено твоей жизнью, милосердный с какой-то регулярностью снисходит до страждущего. Вот пример: на улице часто можно увидеть бездомных животных. Есть много добрых людей, подкармливающих их, а истинно сострадающих им, тех, кто берет их домой в качестве домашних питомцев, совсем немного �� намного легче взять здорового щенка или котенка, чем возиться с беспородной, часто больной собакой или кошкой, а покормить животное �� так приятно для самолюбия: «Я сделал хорошее дело». К счастью, с животными легче, чем с людьми, но суть этих двух видов сострадания применима и к ним. По большому счету, похожая ситуация и со всеми другими формами благотворительности. Такая благотворительность, даже если она не афишируется, есть не что иное, как самолюбование собой, либо какие-то другие чувства, такие как желание добрым делом «отработать» чувство вины, грех и тому подобное, ибо милосердный не готов и не собирается принять в свою жизнь того, кого он жалеет. Я не против милосердия, а сама эта мысль пришла именно из определения истинного сострадания, данного доктором Кондором и той смысловой путаницы, которая имеется между понятиями жалость и истинное сострадание.

Антон Гофмиллер своей жалостью к богатой покалеченной болезнью девушке Эдит убил ее, причем доктор Кондор неоднократно предупреждал его о катастрофических последствиях любого малодушия с его стороны. Могут возразить, не его вина, что она полюбила его со всей страстностью души, не видевшей дружеского участия, а одну лишь жалость. На первый взгляд так. Но если внимательно читать роман, Эдит тоже не задумывалась о любви, и воспринимала чувственность, как нечто невозможное для калеки, ровно до тех пор, пока у нее не появилась совершенно необоснованная, абсолютно ложная надежда на скорое выздоровление, безосновательно посеянная из самых благих намерений самим Антоном. Именно надежда стать такой как все, породило это экзальтированное нетерпение и коренным образом изменило восприятие себя, как в очень скором времени достойной быть любимой. Поэтому ответственность Антона в том, что она вдруг его полюбила, �� самая непосредственная. Ему не стоило даже пересказывать разговор с доктором, а тем более добавлять от себя вычитанные в газете и вселяющие надежду неподтверждённые данные о новых способах лечения. Даже когда Кондор ему пеняет за эти посеянные иллюзии, Антон убеждает самого доктора продолжать их питать для того, чтобы продолжить прежний курс лечения. Но доктор немедленно его предупредил: « Но уж, коль вы берете такое обязательство, господин лейтенант, вам нельзя идти на попятный. Мой долг �� серьезно предостеречь вас... Нужно затратить очень много сил, чтобы вернуть веру человеку, однажды обманутому. Я не люблю неясностей. Прежде чем я откажусь от своего намерения �� сегодня же честно объяснить Кекешфальве, что метод профессора Вьенно нельзя рекомендовать Эдит и что, к сожалению, они должны запастись терпением, �� я хочу знать, могу ли я на вас положиться. Могу ли я быть уверенным, что вы меня потом не подведете?» Антон несколько раз пошел на попятный, он не просто пошел на попятный, он стремился трусливо бежать и в последний раз действительно убежал. Так как же ему следовало поступить? Кондор, женатый на слепой и в браке нежно заботившийся о ней, своим примером показывает Антону истинное сострадание, ту модель поведения, которое может исправить все те ошибки, которые тот наделал своим нетерпением сердца. Кондор, правда, говорит о какой-то своей «выгоде» такой женитьбы, что мол он доктор, не всегда может помочь человеку, и чтобы успокоить свою совесть, он всегда может сказать, что хотя бы одного человека он спас. Антон оказался слишком зависим от людского мнения, слишком эгоистичен, слишком жесток. До конца жизни его мучали угрызения совести, которые не могла успокоить даже безудержная отвага в бессмысленных битвах кровавой Первой мировой войны. «�� никакая вина не может быть предана забвению, пока о ней помнит совесть.»

Цвейг �� мудрый учитель. Эдит не была неприятна физически Антону, но больше всего его страшила реакция его сослуживцев, офицеров-зубоскалов, находивших смешное в трагическом. Кондор помогает Антону осознать именно страх перед реакцией общества, перед тупым зубоскальством, нежели другие препятствия, но он не может его преодолеть. Но что читатель может вынести из этой трагедии? Убивает не только такой, как Антон, проявивший доброту к покалеченной девушке, но своими неумелыми милосердными намерениями и постоянным дрейфом на попятный доведший ее до самоубийства. Убивает, прежде всего, общество, смеющееся над человеком, решившим жениться на калеке, принять ее в свою жизнь или человеком, гуляющим с дворняжкой, а не породистым псом модной породы. Поэтому нужно, в первую очередь, обществу быть добрее, и людям нужно четко различать два вида сострадания, различия которых так гениально показал Цвейг, и поощрять не сентиментальное, самоограждающее чувство жалости, спешащее избавиться от своего тягостного ощущения, а деятельное включение страждущего в свою жизнь, страдание вместе с ним, самопожертвование, или хотя бы не мешать этим истинно милосердным это делать.