ŷ������

Гениальная повесть �� «завещание» Гэддиса. Разлагающийся человек в разлагающемся мире, разговаривает на равных с «мертвыми белыми мужчинами», как Херцог Сола Беллоу, залипает мозгом на причудливых мелочах и деталях, как у Николсона Бейкера, говорит толпе все, что о ней думает, не стесняясь в выражениях, как�� как нам нравится, в общем. Ну и да, оттенки Томаса Бернхардта, конечно. Перед смертью уже терять нечего, весь мир �� твоя песочница. И сам ты рассыпаешься, как песок в ней, и культура, и цивилизация вокруг. А в своем крайнем состоянии ворчливости ты можешь только неистовствовать на приход энтропии, сколько хватит сил. Очень симпатичное состояние, такое, наверное, может нравиться только с возрастом.

А (среди прочего) умирает не просто «высокое искусство» (как бы ни опошлили эту фразу детский писатель Чуковский) �� в механизации средств его воспроизводства и самим принципом его воспроизводимости �� отмирает человеческое, уникальное. Мы жалеем о невоспроизводимости всякого уникального акта творения прекрасного, огорчаемся, что лично не можем свидетельствовать каждому такому акту, но отдаем себе отчет, что это физически невозможно �� и в этом, наверное, частичка нашей смерти, в смирении перед этим. А вот Гэддис не смирился, его персонаж на смертном одре �� как прекрасный Дон Кихот.